Рацио - это скучно. Настоящий ирландский герой первым делом побеждает логику
Мордекай, Миранда
про папу и его дочку
графомань«….Дороти решила, что следующей будет она.
Взяв на руки Тотошку, она вскарабкалась на спину ко Льву и одной рукой крепко ухватилась за его косматую гриву…»
Маленькая Миранда сидела на правом колене отца, аккуратно расположив сложенные локти перед книгой и изредка отбрасывала назад падавшую с плеча на страницы косичку, то правую, то левую. Она училась читать без линейки и даже не водя по строчкам пальцем, тщательно проговаривая все слова. На предложение родителей почитать ей она отказалась, не смотря на то, что книжка была толстая, а читала она еще очень медленно. Сама. Она все сможет сама.
Мордекай помог ей перевернуть страницу. Миранда набрала воздуха.
«…Не успела она почувствовать, что летит по воздуху, как птица, они оказались уже на земле….»
- Грамотные мои, идите ужинать, - Серафина заглянула в комнату, но не удержалась, чтобы наклониться и потереться носом о чистый белый лоб девочки, небрежно приобняв мужа за плечи. Миранда приложила все усилия, чтобы сделать серьезное лицо. Аккуратно она придержала вьющиеся черные волосы Серафины, чтобы не прищемить, прежде чем закрыла книгу.
- А после ужина мы почитаем еще? – девочка повернулась к Мордекаю.
- Да.
Миранда знала твердо, что следует мыть руки после посещения уборной, перед едой, а также перед тем, как взять книгу. После ужина она переоделась в пижаму, вымыла руки и снова забралась на правое колено отца.
«…Лев снова вернулся, забрал Железного Дровосека и прыгнул в третий раз…»
Она читала так долго, что уснула, откинувшись назад, к теплу, и Мордекай отнес ее в кроватку, дождавшись, когда девочка покрепче погрузится в сон, чтобы не разбудить.
«…Прежде чем опять трогаться в путь, пришлось немного подождать. Прыжки отняли у Льва слишком много сил, и он переводил дух, высунув язык, и тяжело дыша, словно большая собака, гонявшаяся по двору за курами…»
Разозлившись, Миранда сдвинула локтями к краям стола стопки бумаг.
- Сошлось?
- Нет!
- Не стоит злиться, от этого мозги не прояснятся.
Мордекай смотрел в книгу, сидя в узком жестком кресле неподалеку. Настольная лампа бликовала на круглых стеклах его пенсне и очках девочки.
- Ты прав, да. – Миранда с рычанием нырнула в расчеты, подперев лоб под волосами рукой.
- Ты посчитала маржи?
- А?
- Маржи.
- ДА! – она обрадовано застучала костяшками счет. Он дернул уголком губ.
«…И на этой стороне леса́ оказались дремучими и угрюмыми. После того как Лев отдохнул, путешественники зашагали дальше по дороге из жёлтого кирпича, молча и задумчиво, надеясь, что скоро эта чащоба кончится и они снова увидят яркое солнце…»
- Почему ты плачешь?
Миранда вытерла глаза ладонью, но вместо слов к горлу поступил комок новых рыданий, и она с ними не справилась. Серафина обнимала ее, свернувшуюся на ее коленях, поглаживая спину дочери, растерянная и несчастная.
- Почему?
- Ее дебил муж потерял последний страх.
- Он обидел тебя, моя Маайан? – его лицо стало каменным.
- Ты же не собираешься его убивать?
- Нет. Если только Миранда не попросит.
- Не надо, - девочка поднялась, глотая последние слезы, - все хорошо будет, это я распсиховалась.
- Милая, - Серафина гладила ее волосы, выбившиеся из косы-корзинки вокруг головы, густые и блестящие, - у меня ни разу не появлялось даже мысли убежать от твоего отца. Хотя он тот еще подарок.
- Он обидел тебя? – тяжелым, как застывший цемент, голосом повторил Мордекай.
- Не надо, папа. Я справлюсь.
- Обидел.
- Отправь Хаима, ему пора стать мужчиной.
- Мама!
- А твоему идиоту мужу пора знать, чью дочь он по глупости своей довел до слез. Но на первый раз мы его простим, даже не покалечим, правда ведь, любимый?
«…Лев хотел что-то ответить, но в этот момент они подошли к другому рву. Он был настолько широким, что Лев сразу понял: на сей раз ему не перепрыгнуть…»
- Почитай… еще.
- Тебе нужно больше отдыхать.
- Нет. Я хочу.. слушать, как ты читаешь.
Желтая лампа бликовала на круглых стеклах его пенсне и очках Миранды. Мордекай лежал под пледом, ровно, как брусок золота. Толстые вены чудовищно выступили на его руках и лбу, а ведь в волосах еще оставались черные пряди. Он открыл глаза, светло-зеленые, почти незрячие.
- Почитай еще.
- Поспи лучше. Я никуда не уйду, даже не буду выключать свет.
- Высплюсь в гробу! Уже скоро. Я хочу взять все, что мне осталось.
Миранда перевернула страницу. Ему нравился Гэри Беккер, это считалось легким чтением, доступным агонизирующему мозгу. Ей нравилось быть рядом.
Потом она дала ему снотворного в стакане воды и погасила свет.
Зиб, Глория Наташа
Папа и его дочка
графоманьСедой кот и длинная рыжая кошка сидели рядышком на пустом перевернутом ящике у сарая. Он курил, она жевала краешком клыка канцелярскую скрепку, помахивая кончиком острого полосатого хвоста.
Глория Наташа наклонила голову к левому плечу, сильно, чтобы хрустнули суставы.
- Если у тебя есть ко мне претензии – ты имеешь на них право. Я выслушаю, - кот опустился вперед на локти, осунувшийся и ветхий, как много раз использованный ершик для чистки саксофона.
- Скажи, что заслужил и что так тебе и надо. И что до конца жизни теперь всеми богатствами мира тебе не искупить своей вины, - она пошевелила пальцами на ногах. Большой палец вылез в дырку тапка.
Кот усмехнулся.
- Если быть совсем уж честными, - Глория Наташа подсела ближе, чтобы капать ядом так прямо в уши, - У меня есть к тебе две претензии. Очень серьезные. Сомневаюсь, что когда-нибудь смогу простить тебя.
- Валяй, - его сигарета догорела, он ввинтил окурок в доску ящика.
- Скажи мне, под каким дешевым пойлом ты был, когда давал мне имя. Что это за имя – «Глория Наташа»?! В мире сотни Глорий, десятки сотен Наташ, но почему я .. почему…
- Единственная в своем роде, - он вытащил пачку, но там больше не осталось сигарет, и он смял ее, но убрал обратно в карман. – Глория значит «слава». А Наташей звали мою двоюродную бабушку, которая играла на рояле, пела и заставляла меня. Она считала, что у меня все данные и «послушайте, как поет этот мальчик! Вы должны отдать его в школу!».
- Она оказалась права.
- В некотором роде, да.
- Это у меня ни слуха, ни..
- Просто тобой никто не занимался.
- Ну да, кое-кому было лень оторвать задницу от стула и привить ребенку пару полезных навыков, - Глория Наташа обвила его локоть, положив голову на плечо.
- А вторая какая претензия?
- Ооо, это вообще кровная обида. Вот скажи мне, что, - она пошевелила ушами, - что вот это такое? Это разве уши? Это такие уши любящие отцы передают по наследству своим единственным дочерям?! Да на эти уши ни одна шляпа не налезает!
Зиб закинул руку назад, пошарил там и выудил свою шляпу, с короткими полями и пером павлина за лентой. Сдув с тульи пыль, он опустил шляпу на голову дочери, аккуратно на макушку. Глория Наташа недоверчиво дернула ухом, но шляпа сидела, как родная.
Кот и кошка посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись.
- А еще этот поганый еврей живет у меня и издевается, - пожаловалась она, снова устроив подбородок на плече отца. – Можно, я его застрелю?
- Можно.
про папу и его дочку
графомань«….Дороти решила, что следующей будет она.
Взяв на руки Тотошку, она вскарабкалась на спину ко Льву и одной рукой крепко ухватилась за его косматую гриву…»
Маленькая Миранда сидела на правом колене отца, аккуратно расположив сложенные локти перед книгой и изредка отбрасывала назад падавшую с плеча на страницы косичку, то правую, то левую. Она училась читать без линейки и даже не водя по строчкам пальцем, тщательно проговаривая все слова. На предложение родителей почитать ей она отказалась, не смотря на то, что книжка была толстая, а читала она еще очень медленно. Сама. Она все сможет сама.
Мордекай помог ей перевернуть страницу. Миранда набрала воздуха.
«…Не успела она почувствовать, что летит по воздуху, как птица, они оказались уже на земле….»
- Грамотные мои, идите ужинать, - Серафина заглянула в комнату, но не удержалась, чтобы наклониться и потереться носом о чистый белый лоб девочки, небрежно приобняв мужа за плечи. Миранда приложила все усилия, чтобы сделать серьезное лицо. Аккуратно она придержала вьющиеся черные волосы Серафины, чтобы не прищемить, прежде чем закрыла книгу.
- А после ужина мы почитаем еще? – девочка повернулась к Мордекаю.
- Да.
Миранда знала твердо, что следует мыть руки после посещения уборной, перед едой, а также перед тем, как взять книгу. После ужина она переоделась в пижаму, вымыла руки и снова забралась на правое колено отца.
«…Лев снова вернулся, забрал Железного Дровосека и прыгнул в третий раз…»
Она читала так долго, что уснула, откинувшись назад, к теплу, и Мордекай отнес ее в кроватку, дождавшись, когда девочка покрепче погрузится в сон, чтобы не разбудить.
«…Прежде чем опять трогаться в путь, пришлось немного подождать. Прыжки отняли у Льва слишком много сил, и он переводил дух, высунув язык, и тяжело дыша, словно большая собака, гонявшаяся по двору за курами…»
Разозлившись, Миранда сдвинула локтями к краям стола стопки бумаг.
- Сошлось?
- Нет!
- Не стоит злиться, от этого мозги не прояснятся.
Мордекай смотрел в книгу, сидя в узком жестком кресле неподалеку. Настольная лампа бликовала на круглых стеклах его пенсне и очках девочки.
- Ты прав, да. – Миранда с рычанием нырнула в расчеты, подперев лоб под волосами рукой.
- Ты посчитала маржи?
- А?
- Маржи.
- ДА! – она обрадовано застучала костяшками счет. Он дернул уголком губ.
«…И на этой стороне леса́ оказались дремучими и угрюмыми. После того как Лев отдохнул, путешественники зашагали дальше по дороге из жёлтого кирпича, молча и задумчиво, надеясь, что скоро эта чащоба кончится и они снова увидят яркое солнце…»
- Почему ты плачешь?
Миранда вытерла глаза ладонью, но вместо слов к горлу поступил комок новых рыданий, и она с ними не справилась. Серафина обнимала ее, свернувшуюся на ее коленях, поглаживая спину дочери, растерянная и несчастная.
- Почему?
- Ее дебил муж потерял последний страх.
- Он обидел тебя, моя Маайан? – его лицо стало каменным.
- Ты же не собираешься его убивать?
- Нет. Если только Миранда не попросит.
- Не надо, - девочка поднялась, глотая последние слезы, - все хорошо будет, это я распсиховалась.
- Милая, - Серафина гладила ее волосы, выбившиеся из косы-корзинки вокруг головы, густые и блестящие, - у меня ни разу не появлялось даже мысли убежать от твоего отца. Хотя он тот еще подарок.
- Он обидел тебя? – тяжелым, как застывший цемент, голосом повторил Мордекай.
- Не надо, папа. Я справлюсь.
- Обидел.
- Отправь Хаима, ему пора стать мужчиной.
- Мама!
- А твоему идиоту мужу пора знать, чью дочь он по глупости своей довел до слез. Но на первый раз мы его простим, даже не покалечим, правда ведь, любимый?
«…Лев хотел что-то ответить, но в этот момент они подошли к другому рву. Он был настолько широким, что Лев сразу понял: на сей раз ему не перепрыгнуть…»
- Почитай… еще.
- Тебе нужно больше отдыхать.
- Нет. Я хочу.. слушать, как ты читаешь.
Желтая лампа бликовала на круглых стеклах его пенсне и очках Миранды. Мордекай лежал под пледом, ровно, как брусок золота. Толстые вены чудовищно выступили на его руках и лбу, а ведь в волосах еще оставались черные пряди. Он открыл глаза, светло-зеленые, почти незрячие.
- Почитай еще.
- Поспи лучше. Я никуда не уйду, даже не буду выключать свет.
- Высплюсь в гробу! Уже скоро. Я хочу взять все, что мне осталось.
Миранда перевернула страницу. Ему нравился Гэри Беккер, это считалось легким чтением, доступным агонизирующему мозгу. Ей нравилось быть рядом.
Потом она дала ему снотворного в стакане воды и погасила свет.
Зиб, Глория Наташа
Папа и его дочка
графоманьСедой кот и длинная рыжая кошка сидели рядышком на пустом перевернутом ящике у сарая. Он курил, она жевала краешком клыка канцелярскую скрепку, помахивая кончиком острого полосатого хвоста.
Глория Наташа наклонила голову к левому плечу, сильно, чтобы хрустнули суставы.
- Если у тебя есть ко мне претензии – ты имеешь на них право. Я выслушаю, - кот опустился вперед на локти, осунувшийся и ветхий, как много раз использованный ершик для чистки саксофона.
- Скажи, что заслужил и что так тебе и надо. И что до конца жизни теперь всеми богатствами мира тебе не искупить своей вины, - она пошевелила пальцами на ногах. Большой палец вылез в дырку тапка.
Кот усмехнулся.
- Если быть совсем уж честными, - Глория Наташа подсела ближе, чтобы капать ядом так прямо в уши, - У меня есть к тебе две претензии. Очень серьезные. Сомневаюсь, что когда-нибудь смогу простить тебя.
- Валяй, - его сигарета догорела, он ввинтил окурок в доску ящика.
- Скажи мне, под каким дешевым пойлом ты был, когда давал мне имя. Что это за имя – «Глория Наташа»?! В мире сотни Глорий, десятки сотен Наташ, но почему я .. почему…
- Единственная в своем роде, - он вытащил пачку, но там больше не осталось сигарет, и он смял ее, но убрал обратно в карман. – Глория значит «слава». А Наташей звали мою двоюродную бабушку, которая играла на рояле, пела и заставляла меня. Она считала, что у меня все данные и «послушайте, как поет этот мальчик! Вы должны отдать его в школу!».
- Она оказалась права.
- В некотором роде, да.
- Это у меня ни слуха, ни..
- Просто тобой никто не занимался.
- Ну да, кое-кому было лень оторвать задницу от стула и привить ребенку пару полезных навыков, - Глория Наташа обвила его локоть, положив голову на плечо.
- А вторая какая претензия?
- Ооо, это вообще кровная обида. Вот скажи мне, что, - она пошевелила ушами, - что вот это такое? Это разве уши? Это такие уши любящие отцы передают по наследству своим единственным дочерям?! Да на эти уши ни одна шляпа не налезает!
Зиб закинул руку назад, пошарил там и выудил свою шляпу, с короткими полями и пером павлина за лентой. Сдув с тульи пыль, он опустил шляпу на голову дочери, аккуратно на макушку. Глория Наташа недоверчиво дернула ухом, но шляпа сидела, как родная.
Кот и кошка посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись.
- А еще этот поганый еврей живет у меня и издевается, - пожаловалась она, снова устроив подбородок на плече отца. – Можно, я его застрелю?
- Можно.
@темы: женщина с котенком, mordecaish