[Lisyar]

внеконкурсный граневый рассказ кошачьего


Курс на меня!

Младшей сестрёнке посвящается.

Потом, много лет спустя, люди найдут самолёт. Разбитый и проржавевший, он будет рассеян по морскому дну так, словно начал разваливаться ещё в полёте. Никаких свидетельств о пилоте в кабине не окажется.

Небо распахивало свои объятья, раскрываясь со всем жаром юности. На востоке вставало солнце, кутающееся в пелерину лёгких облаков, висящих у самого горизонта и жеманно обещающее всему Средиземноморью отличный июльский денёк. Серебристая птица, рукотворной молнией, пущенной с тетивы бога грома со странным именем Локхид, летела над водой, наполняя воздух гулом исполинской стаи сердитых шмелей. Военный лётчик, сидящий внутри стальной птицы, привычным движением поправил очки и прислушался к гулу моторов. Кажется, в левом было что-то не так, однако, это не причина не то что возвращаться, но и нарушать режим радиомолчания. Военный лётчик проверил приборы, определил своё более или менее точное местонахождение и наконец-то смог зафиксировать штурвал. До цели фоторазведки оставалось ещё далеко, и можно было отдохнуть. Для новичков в таких условиях самое трудное – это не заснуть, однако, ему это не грозило. Небо было его давним знакомцем…
«А ведь мы вместе уже ровно двадцать два года, - подумал военный лётчик. – Да, и в двадцать втором году я впервые поднялся, как полноправный пилот».
Он не был стар, этот военный лётчик. Сорок четыре – самый расцвет сил, когда кипучего огня юности уже нет, но его с лихвой заменяет спокойная, зрелая сила и опыт, которого так не хватает в молодые года!
«Половина жизни, - продолжал размышлять он. – Ровно половина отдана тебе, небо, а ты так и не проявляешь милосердия!»
Близкие друзья и старые сослуживцы лётчика знали, что с особенной охотой он берётся за задания, проходящие в средиземноморском бассейне, и это служило, в своё время, предметом колоссального количества споров и пари. Впрочем, все они так и не получили необходимого подкрепления и увяли, а к тому, что глаза этого опытнейшего пилота, представленного к Военному Кресту, на мгновение вспыхивают, когда ему выпадает лететь через Средиземное море, все привыкли и не обращали больше внимания. Некоторые потеряли интерес, кто-то нашёл себе объяснение и на том успокоился, а кого-то с самого начала занимал лишь сам факт пари. Ну что ж, человек часто проходит мимо необычного рядом!
Военный лётчик помнил, отлично помнил тот день, Anno Domini тысяча девятьсот двадцать пятого года, когда он, после почти трёхлетнего перерыва вернулся в небо. Да, в гражданское, да на неуклюжем и ворчливом почтовике, но всё же – в небо! Поначалу всё шло, как и всегда: обычный рейс в знакомом воздушном пространстве и при полном штиле, что может быть заурядней? Тогда он ещё не знал, что пролетая над Средиземным морем в сторону Чёрного континента и случайно повернув голову, он навсегда потеряет покой. Прямо рядом с его почтовиком, крыло в крыло летел гигантский, белоснежный…альбатрос. В первое мгновение, лётчик даже и не понял, что произошло, но потом его озарило: птица не шевелила и пером, но спокойно держала скорость самолёта! Лётчик попытался прибавить скорость, двигатель взвыл раненным быком, пытаясь напомнить пилоту о своём более чем почтенном возрасте, но за бортом ничего не изменилось. Кончик крыла белой птицы оставался ровно на том же расстоянии от кончика крыла стальной, что и раньше.
«Невозможно! – подумал лётчик тогда. – Так просто не бывает!»
Словно в ответ на его мысли ожило радио. Само собой, на частоте компании.
- Курс на меня, пилот, - произнёс женский голос, совершенно не искажённый помехами.
Почему-то, последнее обстоятельство особенно поразило лётчика и он, влекомый странным чувством неловкости, словно делая нечто запретное, произнёс в микрофон:
- Кто говорит? Куда следовать?
Ответом ему стала тишина. Повернув голову направо, лётчик увидел, что альбатроса рядом больше нет – только стая чаек вилась над скалистым островком примерно в полумиле на Юг.
«Померещилось?» - спросил он сам себя, и честно постарался забыть о случившемся, что поначалу получилось довольно легко: по радио неожиданно передали предупреждение о повышенной ветрености и затруднении видимости прямо по курсу, и лётчику пришлось сосредоточиться на полёте. Однако вскоре воспоминания о сияющем альбатросе вернулись вместе со странным чувством сосущей тоски. Словно упустил свой единственный шанс, словно отвернулся от…чего? Лётчик не знал, и это незнание грызло его изнутри, с каждым годом всё острее и острее. Никогда больше не мог лететь он через Средиземное море, полностью сконцентрировавшись: глаза сами, помимо обычного обзора окрестностей сквозь колпак кабины, начинали высматривать что-то, что могло оказаться тем альбатросом. Сияющее пятнышко на горизонте. Птицу, двигающуюся слишком быстро. Хоть что-нибудь, но небо оставалось пусто.
Зафиксировав руль, военный лётчик чуть приподнялся в кресле и осмотрелся. Чисто. Было похоже на то, что он один, если не над всем миром, то над всем Средиземноморьем точно.
Серебристая молния, пущенная богом грома со странным именем Локхид, неслась к своей цели, мимолётной вспышкой отражаясь в колышущейся воде внизу. Военный лётчик, откинулся на кресле и прикусил губу.
«А был ли этот альбатрос вообще? – спросил он себя в миллионный, наверное, раз. – Или мне всё это приснилось?»
Ответа не было. Лётчик не мог найти ни единого доказательства или опровержения того, что с ним вообще что-то случалось в тот день, девятнадцать лет назад, и это сводило с ума, заставляло пытаться забыть, нигде не упоминая о сияющем альбатросе…и искать его взглядом, каждый раз пролетая в этих краях.
- Дева Мария Парижская…пожалуйста… я прошу тебя! Умоляю! Пожалуйста…, - о чём он молился, чего просил? Лётчик не нашёл бы слов, чтобы описать это на бумаге или сказать вслух, но верил – Она поймёт. Тишина. Небо оставалось безбрежным и пустынным, но лётчик не прекращал молитву. Он шептал всё тише и теши и, наконец, лишь губы его шевелились.
« Я верю! Верю! Дева Ма…Альбатрос, вернись!!!» - беззвучно кричал лётчик, потерявший всё, кроме смутной надежды.
Когда само собой ожило радио, он даже не удивился. Разве могло быть иначе?
- Здравствуй. Теперь понял? – и вновь ни единой помехи не исказило врезавшийся в память и совсем не изменившийся женский голос.
-Понял, - прошептал лётчик, чувствуя, что по скулам бегут горячие слёзы.
- Посмотрим. Курс на меня!
Ему не нужно было смотреть направо, чтобы знать – в нескольких сантиметрах от его крыла словно застыл в воздухе огромный, сияющий в лучах набирающего мощь солнца альбатрос. Никогда в жизни военный лётчик не поворачивал штурвал настолько бережно, никогда не закладывал настолько аккуратный вираж. Теперь альбатрос был прямо по курсу, и летел, как обычный представитель своего вида, медленно взмахивая крыльями, с той лишь разницей, что ни одна птица не способна двигаться чуть быстрее, чем военный тяжёлый истребитель.
Лётчик без устали крутил головой, пытаясь понять, куда же ведёт его альбатрос, но тщетно. Вокруг было только небо, а внизу бескрайнее море. Ни единого ориентира, и нарастающее ощущение чуда. Внезапно на колпак его кабины упала чья-то тень. Лётчик запрокинул голову и, щурясь от полуденного солнца, сумел различить далёкую чёрную фигурку.
- Кто это? – спросил он в микрофон, более всего страшась, что альбатрос снова исчезнет.
- Твоя смерть, - незамедлительно последовал спокойный ответ. – Танцуя с ней, страшись коснуться. Найдёшь вход – шагнёшь в небо. Не верь ей, верь себе.
- Что-что? – не удержал себя лётчик, и альбатрос мгновенно пропал. Нет, он не растаял в воздухе и не резко вильнул в сторону, просто, только что был, а теперь нет.
Лётчик вновь привстал и огляделся. Сияния белых перьев нигде не было, а вот тень сверху становилась всё ближе.
Теперь она шла на обгон, и стало видно, что это тоже птица, только абсолютно чёрная. Чёрная, как мазут, как зрачки. Чёрная так, как может быть только пустота. Лётчик так и не понял, что именно побудило его резко вывернуть штурвал, уходя с курса заданным альбатросом, но краем глаза он заметил, что в том месте, где только что должен был быть его самолёт, пролетело несколько обманчиво невесомых перьев. Они спускались медленно, парили и переворачивались в воздухе, словно самые обычные перья, но военный лётчик чувствовал своей многократно битой шкурой – если хоть одно из них коснётся корпуса его самолёта, спасения уже не будет.
«Танцуя с ней, страшись коснуться, - вспомнил он. – Ну, что же, потанцуем!»
Он взял штурвал на себя, и увеличил скорость. В безоблачном небе скрыться было негде, и оставалось лишь одно – маневрировать, рыскать из стороны в сторону, падать в неожиданные пике, от которых кровь начинает ломиться в виски и столь же резко подниматься вверх. Опыт всей его неба был брошен в этот танец, но поймать Смерть в перекрестье прицела не удавалось. Каждый раз она оказывалась вне досягаемости, в задней полусфере, и грозные орудия, что даровал бог грома Локхид своей стреле, молчали. Да и есть ли смысл в стрельбе по самой Смерти?! Лётчик ушёл в сторону от очередного пучка перьев. Он уже начинал уставать, пот стекал по лбу, а костяшки пальцев болели – так сильно приходилось сжимать штурвал.
-Сос, нужна помощь, сос! – без устали твердил лётчик в микрофон, но ответа не было. Проклятый альбатрос вместе с помехами забрал и связь! Антрацитовое перо мелькнуло совсем рядом с кончиком правого крыла.
Отчаяние назревало, словно гнойник и грозило прорваться неконтролируемый паникой. Животный ужас, вплотную подобрался к цивилизованному человеку, выбил из его головы посторонние мысли, оставив лишь властное, могучее «Я. Не. Хочу. УМИРАТЬ!» Тишина в динамике была издевательской. Поворот, переходящий в пике, бросок вправо, который едва не выбивает из сознания, кровавая дымка в глазах – это всё очень тяжело, и лётчик почти слышал, как скрипит, протестуя, металл внутри его серебряной птицы, но чёрное перо всё же пролетело мимо.
Он чувствовал, что выдыхается. Ещё одно такое пике – и всё. Он просто потеряет сознание в собственном шлеме.
«Спокойно. Это бой. Просто бой с противником, - военный лётчик обуздывал себя, как самолёт, попавший в зону высокой турбулентности. – Успокойся. Надо проверить запас топлива. Патроны есть. Почему ты не можешь её поймать?»
Ответ пришёл внезапно, и был очевиден до обиды: смерть всегда держалась сзади. Надо было просто к ней развернуться, но это означало неминуемое попадание под перья.
Словно подтверждая мысли лётчика, чёрная клякса пронеслась совсем рядом с его кабиной, заставляя свернуть ещё раз. Серебряная птица несколько грузно, но всё ещё послушно вильнула вправо. Лётчик хотел было вновь исполнить манёвр уклонения, но вдруг сжал зубы и продолжил движение, облетая врага, разворачиваясь к нему лицом. Отчаяние, злость и что-то странное, не уловимое, пылали в нём бешеным костром сумасшедшей веры.
Он видел, что чёрные крылья поднялись, и сейчас снова обрушат на него смертоносные перья.
Он летел навстречу Смерти и знал, что не разминётся с ней.
Он положил пальцы на гашетку.
Он взял Смерть на прицел.
Он видел перья.
Вспышка!
Мягкое, золотистое сияние расступилось перед серебряной стрелой бога грома со странным именем Локхид, обволокло её и затопило военного лётчика ощущением безграничной свободы и счастья. А потом перед его глазами распахнулось истинное Небо и белоснежный альбатрос в нём.
-Теперь понял? – женский голос раздавался отовсюду сразу.
-Теперь – да, - ответил лётчик и расправил белоснежные, сияющие крылья.
Два альбатроса летели навстречу солнцу. Хорст, ветеран Люфтваффе снял палец с гашетки и выдохнул. Странный американский разведчик, который ни разу в него не выстрелил, но уклонялся, как ас, кажется, был подбит и теперь готовился упокоиться на дне.
«Редко попадается достойный противник, да!» - подумал Хорст и взял курс на аэродром.
Потом, много лет спустя, люди найдут самолёт. Разбитый и проржавевший, он будет рассеян по морскому дну так, словно начал разваливаться ещё в полёте. Никаких свидетельств о пилоте в кабине не окажется.