*
вот эта штука мне самой просто нравится
спасибо всем, кто это читал, вычитывал, курил со мной, пинал -
Кот Аморфный,
Niki-Bs, Анго, Rain, Бакир *_*
а еще к ней есть картинки от богической Rain^_^Цикады в дыму9 219 слов
Персонажи:
Марсиу, Грейс, Серхия
Серхия
джен, прегет
R
Краткое содержание: Послевоенное время, на авиабазе происходит авария: известный летчик разбивает любимый леткар старшего техника. Чаша терпения старшего техника переполняется.
Предупреждения: использование обсценной лексики
(заради рейтинга Т_Т), одно подробное описание ран.
Марипозо - от исп. "мотылек". Мусараньо - от исп. "букашка". Ньякуруту - от исп. "сова"
Нуньо - от исп. "девятый". Сеница - от исп. "пепел" (де ля Сеница - "из пепла", ружье, которое так и не выстрелило здесь)читать дальше
I
Грейс не могла двинуться с места.
Это она только что развалилась на куски, это ошметки ее парусиновых баллонов, разбросанные повсюду, бегло дотлевали, это ее металлическое сердце разорвалось под слишком большим давлением пара.
Это ее покореженное лицо расплющилось о бетон посадочной площадки. Это над ней в обессиливающем отчаянии стоял техник и не знал, что делать. Это она сейчас умерла.
Даже Марипозо приглушил свое сияние. Ему сойдет это с рук, как всегда сходило: лихач, ас и любимец командования, он снова отмажется перед начальством и в худшем случае заработает очередное предупреждение, которое не донесут до личного дела и снимут спустя две недели. Но даже Марипозо понимал, что тут перегнул. «Мусараньо», несмотря на сто лет назад выработанный ресурс, устаревшие агрегаты и технологии, на которых уже два поколения как никто не летает, был любимцем Грейс.
Над нежной привязанностью старшего механика к изношенному поисковому модулю посмеивалась вся база, как над дружбой человека и какой-нибудь больной старой собаки. Эту собаку никто никогда не пнет.
- Грейс, мне жаль, - произнес пилот. Не чтобы облегчить свою вину – чтобы разбить оцепенение механика, вытащить на поверхность с цементного дна ее горя. Он прикоснулся к плечу. – Грейс.
- Пошел ты на хрен, гребаный криворукий недоделок, - бесцветно сказала она, и взорвалась. – Нахуй пошел, блять, столько модулей угробил, да одних лопаток за всю Войну не наломали, сколько ты поломал, мразь, весь ремонтный цех только на тебя, лядь, работает, ты думаешь, это все игрушки, лядь, бездушные вещи, да? ДА?!
Она вскинула кулаки и ударила в грудь пилота, в бляхи и кожаные карманы, в ремни, в пряжки, в страховочный амулет, била и била, будто пыталась расколоть некую границу, за которой ее любимый леткар цел и подлежит восстановлению. Марипозо покорно принимал удары.
- Ты знаешь, что ты убил? Это прототип, таких сейчас ни один инженер не построит, а на его базе все сконструировано – ВСЕ, - Грейс всхлипнула истерически, - На нем все держалось! Твой хваленый, мать его, «Ньякуруту» - ты думаешь, что у него, блядь, внутри? Новые разработки, блядь, Третьего отдела? Нихуя! Все тот же «Мусараньо», только обвешанный приблудами и деморфированный до неузнаваемости!
Она ссадила кожу о язычки пряжек, но как будто не заметила.
- Грейс. Я соберу его. Хочешь? Заново, такой же в точности, хочешь?
Механик остановилась и от неожиданности опустила руки.
- Ты? Да ты лючок маслобака найти не можешь без подсказки.
- И все же.
- Марсиу, иди на хуй. Я сама все сделаю. Просто скройся с глаз.
- Грейс.
- Я ненавижу тебя, Марипозо, - Грейс стиснула в руках его шею, с яростью, словно пыталась задушить. Пилот обхватил ее крепко, приподнял над землей. Едкий запах горелой парусины и горячего металла понемногу рассеялся, огонь потух.
- Дай мне пару недель, хорошо?
- Хорошо. И не дай тебе Владла попасться мне на глаза.
За большим директорским столом зеленого сукна Тоньо Веласкес читал карты. Не скользил глазами, не искал маршрутов – для полковника из разноцветных пятен, линий, точек, названий складывались судьбы мест, людей, сражений. Он читал карты, как многие читают перед сном хорошую художественную литературу, наслаждаясь поровну захватывающим сюжетом и вкусным языком автора.
- Полковник? – Марипозо проскользнул в полуоткрытые створки двери, чуть более виноватый, чем обычно после аварии.
- Проходи, де ла Сеница. Одну секунду, - Веласкес поставил карандашом две едва различимые пометки, и только после этого сложил карту. – Ты снова разбился. Чем оправдаешься на этот раз?
- Неисправный альтиметр.
- Было.
- Это правда.
- Если это правда, почему ты не проверил перед взлетом? – полковник выложил руки перед собой, не то приглашая к откровенности, не то отгораживаясь от подчиненного. – Марипозо, ты лучший из пилотов базы, один из лучших в стране, и тебе нет равных во многом – в том числе и в деле уничтожения нашей же собственной техники. И сейчас, когда Война закончена и нас не прижимает за горло необходимость, твои исключительные качества перестали быть востребованными. Мы не готовы платить такую высокую цену за результат, который может быть достигнут с куда меньшими затратами.
Пилот смотрел ровно в ребро крышки стола.
- Это последнее предупреждение, Марипозо. Если Грейс не подаст жалобу, ввиду особых заслуг мы ограничимся выговором с занесением.
- Иначе?
- Увольнение в запас. С отзывом лицензии.
Марипозо вздрогнул.
- Лицензию ты сможешь потом попробовать восстановить, через три года. Пройдешь все испытания, и она снова твоя.
- Грейс не подаст жалобу.
- Рад, если твои слова имеют под собой некую почву. Но так или иначе, следующего промаха тебе не простят. Можешь быть свободен.
Пилот приложил ладонь к краю брови и вышел, вытянувшись, как манекен.
В КБ было прохладно и сухо, изредка шелестел грифель по плотной бумаге, но по большей части вся активность проходила в тишине, внутри светлых конструкторских голов. Марипозо постучал костяшками пальцев по металлической рейке книжного шкафа у входа: звук получился достаточно громким.
- Кого там? – спустя почти минуту отозвался голос из глубины кабинета.
- Нуньо, это я.
- Марипозо? Кажется, я не должен тебе денег. Что-то случилось?
Последний вопрос говоривший произнес, появляясь перед пилотом и прислоняясь к все тому же книжному шкафу. Конструктор носил толстые инженерные очки-гогглы и даже сейчас их не снял, словно бы отказываясь ради такой малости, как старый друг, вылезать из привычной сказочной страны в холодную суровую реальность.
- Случилось. Я разбил «Мусараньо».
Лицо конструктора вытянулось, брови выползли из-под ремня гогглов, руки непроизвольно поднялись вверх.
- Нннет. Не шути так. Ты не мог. Даже ты.
- Мог. То есть… Нуньо, то, что говорила Грейс – это правда, «Мусараньо» действительно прототип, он – ключ ко всем последующим моделям! Если овладеть им, можно будет летать на всем, что только поднимается в воздух паром или керосином. На всем! Никаких курсов переквалификации, ни утомительных лекций. Он – основа, принципиальная схема, нужно будет осваивать только надстройки.
- Поэтому ты его разбил?
- Дослушай. Я с ним не справился. Но и он – не корень, а лишь толстый сук этого дерева.
- Так, - конструктор ткнул Марипозо пальцем в плечо, отодвигая от себя, поскольку тот, в порыве, навис почти вплотную. – Давай еще разок. Ты хочешь, чтобы я тебе помог починить «Мусараньо» или нашел генетический протомодуль?
- И то, и другое, если быть честным.
- Марсиу, друг мой, следи за пальцами, - Нуньо поднял вверх длинную ладонь тыльной стороной к пилоту, загнул три пальца, - задач – две. Я, - он сжал кулак и выставил средний палец, – один. Наглядно?
- Весьма. Но неубедительно.
- Попробуй найти ко мне подход.
Через несколько минут мучительных размышлений Марипозо сдался.
- Хорошо, я поищу что-нибудь достойное. Но на твоем месте я не терял бы времени зря и занялся бы поисками. И чертежами.
Что-то зажужжало в глубине, и по натянутым под потолком проводам проехала запаянная металлическая колба.
- О, то густо, то пусто, - пробормотал Нуньо. - Прости, брат, мне нужно бежать.
- Я зайду вечером.
- Заходи.
- Стооой – стой-стой-стой, - умопомрачительная длинноногая блондинка-медсестра поймала Марипозо за хлястик комбеза на спине и потянула в медблок. – Ты разве не хочешь зайти?
- Милая, я женат.
- Счастлива за тебя. Давай ножками переступи порожек, тетенька поиграет с тобой в доктора. Тссс, не спорь, - она сложила ладонь перед лицом пилота, давая понять, что разговаривать он если и будет, то не здесь. Марипозо повиновался.
- Я тебя вообще-то час назад ждала, - продолжала щебетать она по дороге в кабинет. – Или ты сегодня не вылетал?
- Вылетал, - мрачно подтвердил пилот.
- Говорят, на «Мусараньо». Я тебе реанимацию приготовила уже, - мурлыкала медсестра
- Эй, катапультироваться я умею!
- А сажать модуль – нет.
- Но – реанимация?
- Но – Грейс?
- Ты права.
Пилот опустил плечи. Медсестра осторожно прикоснулась к нему.
- Как она?
- Но – реанимация, - улыбнулся Марипозо. – Давай, осматривай меня!
Она со зловещей готовностью щелкнула хромированными щипцами.
Длинные языки на базе давно поженили Серхию и Марипозо и, за неимением реальных подтверждений, придумывали и перемывали подробности их бурного романа в силу имеющейся фантазии. Отголоски этой бури страстей иногда долетали до пилота и медсестры, чем несказанно их веселили.
Просто Серхия ближе других – в физическом плане – знала Марсиу. Только бочину ему она зашивала не меньше пяти раз.
***
Под музыкальный перезвон стеклянных колбочек, полных и пустых, механический «официант» мягко путешествовал по залу на резиновых колесиках. Марипозо вопросительно посмотрел на друга и нажал кнопку вызова. «Официант» немедленно изменил траекторию, чтобы подъехать к ним.
- Что будешь?
- Я сам. Сам! Мне на работу завтра!
- Хорошо, хорошо, - беззвучно засмеялся Марсиу, пальцами трогая разворачиваемые на экране страницы и растаскивая вширь картинки блюд. Наконец он выбрал, проставил галочки и нажал «следующий гость». – Валяй, дай волю развратной своей фантазии.
- Волю развратной моей фантазии я сегодня весь день давал в КБ. Иди сюда, маленький, - Нуньо обнял обеими ладонями экран, - а сейчас мое чрево жаждет пищи простой, в чем-то плебейской. И – нет – алкоголю! Нет синтетическим веществам, изменяющим мое чистое восприятие мира.
Он отпустил робота. Тот прощелкал некий вопрос, который пилот не понял, а конструктор отказался понимать. Робот звякнул колбами и покинул их.
- Прекрасные создания. Когда я женюсь, моя жена будет именно такой, - Марипозо с влажной поволокой в глазах смотрел вслед «официанту». – Соберешь мне жену?
Нуньо посмотрел на него в ответ, сильно подняв бровь. От частого ношения инженерных гогглов кожа вокруг его глаз была белее, и темно-синий цвет радужки казался еще ярче. Словно глаза принадлежали кому-то другому, кто проглядывал сквозь конструктора.
- Я уверен, ты бы смог, - Марсиу чуть смешался, как после неудачной шутки.
- Я нашел чертежи, - Нуньо соединил руки в замок. – Несмотря на то, что вообще-то моя работа состоит в реагировании на оперативные запросы и других служб тоже, а также в разработке новых механизмов и устранении недоработок старых, я раздвоился, растроился, лишился обеда и выкроил несколько минут, чтобы спуститься в архив. На твое счастье, такие чертежи положено хранить двадцать пять лет – срок истек позавчера, но, как ты понимаешь, день-в-день никто ничего не выбрасывает.
Марипозо склонил голову к плечу. Он изображал понимание и сопричастность.
- И, я так понимаю, тут ты ждешь от меня эффектной фразы вроде «секрет "Мусараньо" – в платиновом маховике, чья тайна была известна только профессору Альели, но я обнаружил секретный рукописный вариант чертежей с загадочными пометками создателя»?
Их столик раскрылся посередине, тонкие латунные лапки с жужжанием выудили из недр и поставили на столешницу тарелки заказа, закрытые вакуумными крышками. Затем лапки поджались, и стол снова стал цельным.
- Ничего подобного. Чертеж обыкновенный, стандартизованный – правда, уже доработанный, но нам это непринципиально. Собрать по нему леткар можно. Мне потребуется еще несколько дней – или помощница – чтобы найти и восстановить все модификации, однако, я думаю, в две недели мы уложимся.
Пилот чуть не плакал от облегчения.
- Спасибо.
- Ну, - Нуньо почесал кончик уха, - сочтемся. А теперь я буду есть.
- А прототип?
- А теперь – я – буду – есть, - с нажимом повторил конструктор и взял приборы в руки. – Картоооошечка!
- Да, ты не против, если к нам присоединится Серхия?
- Я никогда не против Серхии, как и любой на базе, - он уткнулся в свою тарелку, пробормотал: «Это щупальца осьминога они называют?» и безнадежно замолчал. Марипозо со вздохом раскупорил свою порцию.
Но минут через пятнадцать вместо знаменитой медсестры в кафе влетел, убиваясь об углы и столики, местный сын полка Хосе, подросток на побегушках, неизвестно как на базу прибившийся и давно воспринимаемый как домашнее животное.
- Марипозо! Марипозо! – он снова запнулся и едва не растянулся у ног обедавших друзей.
- Что?
Мальчик оперся прямой рукой о их столик и тяжело, животом и грудью, пытался отдышаться.
- Марипозо, тебе…, - он сунул руку в задний карман комбинезона, затем в другой, побледнел и замер, будто увидел себя в василисьем зеркале, но снова ожил, доставая бумажку. – Тебе повестка, от Веласкеса.
- Я с ним сегодня уже виделся, - пилот нехотя принял записку. Хосе голодным жадным взглядом окинул тарелки. Нуньо закрыл свою локтями. Мальчик громко сглотнул.
- Это… интересно, - в пространной задумчивости произнес Марсиу, складывая письмо.
- Срочное?
- Полчаса у меня есть.
- Тогда можно я закончу свой ужин? Позволь напомнить, я сегодня не обедал – и не будем говорить, по чьей вине.
Марсиу кивнул, опуская подбородок на левую руку. Хосе приплясывал рядом, но друзья его не замечали, и наконец он просто сел на пол рядом со столиком, не найдя даже стула.
Несмотря на выдержку, выправку, умение владеть собой и врожденную сдержанность, полковник Веласкес был растерян, и эта растерянность проступала во всем. Даже волосы его как будто стояли вихрами.
- Садитесь, де ла Сеница, - произнес он, поднося руку ко лбу, как если бы хотел убрать назад челку, но остановился и посмотрел в ладонь. – Не буду вас томить. Нет-нет, садитесь. Грейс написала заявление.
- Что?
Марсиу судорожно вытянулся на мягком сидении кресла, в голове пытаясь найти другое объяснение словам полковника. Нет, речь о другом, он точно ошибся.
- Грейс Лима, старший механик базы, написала официальную жалобу на тебя, Марсиу де ла Сеница, пилота класса «альфа», в связи с систематическими проявлениями небрежности в отношении техники базы и, в частности, летательных аппаратов, - он махнул в сторону стола. - С приложением на тридцати листах с описанием всех самых крупных аварий, причиной которых был ты. Не багровей, инспекция Второго Отдела все равно бы потребовала полного отчета, полезла в архивы, попутно этим мог воспользоваться кто-то из наших вечных «доброжелателей», они бы что-нибудь «обнаружили», на базу бы прислали расширенную специальную комиссию… кто знает, чем бы это закончилось.
Марипозо опустил голову, невидяще уставился на собственные кулаки, сжавшие ткань брюк на коленях.
- Это означает, - срываясь на вдохе, продолжил Веласкес, - что в сорок восемь часов ты должен пройти обходной лист и покинуть базу в сопровождении пристава из числа персонала базы.
- Но…
- Я ничего не могу сделать для тебя, Марипозо. Прости, это вне моей компетенции.
- Да, понимаю. Нихрена не понимаю, как она…. Она же обещала не писать жалобу?!
- Мне это неизвестно. Вот бумага, вот подпись Грейс.
- Подстава какая-то.
- Можешь ознакомиться.
Под скрип кожаной обивки Марсиу поднялся за бумажкой. Нет, заявление составлено на бланке, подпись, дата, почерк вроде бы Грейс. Он видел ее почерк? Да, в тетрадях техосмотра и ведомостях предполетной проверки. Видел ее каждый день, шутил, обнимал, привозил ей пену с верхушек облаков и снег с горных вершин.
Бил ее любимые леткары, раз за разом, и чаша терпения переполнилась.
В глазах у него позеленело в черноту, он почувствовал крепко сжатые на плече пальцы.
- Де ла Сеница! Сядь. А лучше, - Веласкес отнял от его лица пробку от бутылки с коньяком, которой водил под носом, чтобы привести в чувство, вернул в горлышко, - лучше иди-ка в свой блок. Выспись, а завтра с утра займемся формальностями.
Марипозо попытался ответить, но сухое горло не выдало ни звука. Тогда он кивнул и вышел.
II
Ночью над базой тихо и очень темно, только светит негромко сиреневый маячок вышки и чуть заметное плавает зарево огней комплекса ВПП. В зоне рекреации, на аллее меж невыносимо пахнущих медом лип на скамье почти лежал бывший пилот Марипозо, вытянув вперед ноги, запрокинув голову вверх, затылком на краешек спинки. Иногда ему казалось, что он летит – или падает – на дно ночного неба, и тогда немного начинала кружиться голова.
- Я не понимаю.
Загадочно-серебристая в лунном свете Серхия пошевелила плечами, но не ответила. Она сидела рядом, зажав ладонь между изящно соединенных колен, призрачная, как сказочная фея, и задумчивая, как грозовая туча.
- Грейс могла передумать. Отставить. Грейс не могла. Ты говорил с ней?
- Нет. Еще. Она велела не показываться ей на глаза, пока я не соберу «Мусараньо» или гнев ее не пройдет.
- Поговори.
- Нет. Она, должно быть, ненавидит меня люто, если решилась на такой крайний… такую крайнюю меру. Только запустит в голову тяжелым, останусь инвалидом на всю жизнь.
- Ты этого не знаешь. Поговори.
Марсиу вытянулся, напрягся изо всех сил и обмяк, стек вниз, улегся головой на скрещенные колени Серхии. Ее лица коснулась тень улыбки.
- Они совершенны.
- Да, - Серхия качнула стопой свободной ноги вверх и затем вниз. – Могу есть, что хочу и сколько хочу, и все юна и стройна, как девочка.
Она посмотрела вперед с одной ей понятной горечью, машинально положила руку на плечо пилота. Ей – и немногим близким. Марсиу повернул голову, прикоснулся губами к голой белой коленке. Мягкая бархатистая резина покрытия была теплой, температуры его губ, нагревалась почти мгновенно. Серхия не отреагировала – не почувствовала.
В темноте она белела резко и немного жутко; может быть, от осознания того, что на его плече, рядом с открытой шеей, расслабленно лежит ее рука - живая и теплая, а под головой – ее механические ноги, взамен оставленных Войне.
- Нуньо хорошо тебя собрал.
- Меня собрал не Нуньо, - странно и отрешенно ответила она, выпуская в ночь слова, словно дым дешевой крепкой сигареты. – Иди спать, Марипозо. Тебе завтра много бегать, и бестолково.
- Да. Сейчас.
Она замолчала. Он замолчал. Ночь чирикала где-то вдалеке ненормальными дроздами, щедр и просторен струился прозрачный воздух. База дремала и грезила. Легко было на душе.
Марсиу казалось, что сейчас, на теплых коленях друга – это и есть правда. А жалоба Грейс, увольнение в запас, разбитый «Мусараньо» - все сон, все тлен, ничего не было. Только ночь важна, только дрозды, только пьяный мед лип. Здесь и сейчас. И капает время в прореху, не достигая лопастей своего водяного колеса.
Перед ангаром вяло суетились механики, небольшая группа пилотов в зелено-серых комбинезонах курила в уголке, пуская замысловатые струи дыма. Они заметили Марипозо и больше не отпускали взглядом, хотя поздороваться никто не решился. Никто не знал, как теперь себя вести. Марсиу кивнул им, решительно направляясь в аквариум техников.
- Грейс! Где Грейс? – позвал он. Усатый, похожий на моржа слесарь едва не налетел на бывшего пилота, но, разглядев его, сбежал, не успел Марипозо его поймать. – Да вашу ж мать. Грейс!
Она нашлась в своей каморке на полувтором этаже, что само по себе было непривычно: Грейс жила на поле.
- Удели мне две минутки?
- Я занята, де ла Сеница. Кроме того, говорить с тобой мне не о чем, - она перекладывала, бегло просматривая, длинные листы чертежей и графиков. Судя по всему, даже не видя, что на них написано.
- Грейс. Посмотри на меня. Да отвлекись ты! – он мягко повернул ее за плечо к себе. Лицо у нее было бледное и как будто опухшее, глаза красные, волосы убраны кое-как. Он ждал ругани, ора, драки, вызова санитаров и дежурного охранника. Но заплаканная, она выбила его из продуманной линии поведения, заставила растеряться – и посмотреть на нее внимательно.
- Что случилось?
- Ты разбил очередной леткар.
- Я пообещал тебе его собрать. И даже нашел чертежи. И уложился бы в две недели.
Она смотрела на носки своих ботинок. Краснела. Бледнела. Покрывалась пятнами. Наконец оттолкнула пилота.
- Меня попросили так сделать. Меня убедили. Иди теперь. И не мучайся, «Мусараньо» мне соберет кто-нибудь другой!
Грейс схватила ворох свернутых чертежей, спрятавшись за ними, и твердо вышла на металлическую лестницу, звенящую под каждым ее шагом. Марсиу провел ладонью по лицу.
***
В последнее время Нуньо почти не спал. Да чего там – в последние несколько лет, как закончилась Война и основные предприятия более-менее восстановлены: то есть, из режима чрезвычайного напряжения сил для приведения в функциональное состояние минимально необходимых объектов (электростанции, транспортные узлы, склады, пищевые и воздушные комбинаты) люди вышли в режим обычного поставарийного существования. Заработали КБ, инженеров ожидаемо завалили работой, Нуньо окунулся в нее и совершенно потерял привязку к тому незначительному пласту реальности, где тело требовало есть, спать, мыться и хотя бы смотреть на женщин. Если бы не Марсиу, он бы вообще забыл о том, что он живой человек, а не механизм построения чертежей и устранения технических проблем.
Если бы не их холодная отчужденность в начале знакомства, если бы в Войну их не прибило друг к другу, если бы не ночи над банкой из-под консервов, в которой жгли жир, чтобы хоть как-то осветить работу. Марсиу совершенно не умеет обращаться с механизмами, техника буквально рассыпается в его руках. А вот небо его любит, и начальство, и все женщины в пределе досягаемости. Разум, верный и холодный, сказал бы конструктору, что, сложись история по-другому, они едва ли здоровались бы друг с другом.
Базу тогда захватили, Нуньо прятался в окрестностях, дрожа от страха, как кролик, не решаясь на отчаянный прыжок, чтобы покинуть опасную территорию. И на голову ему упал Марипозо, закопченый, с близкими к обморожению ногами, с пустыми баками. Нуньо возненавидел его.
Они ползали по всем доступным клочкам простреливаемой, прожигаемой прожекторами земли и собирали обломки, любой металлолом: Нуньо всерьез лепил леткар из мусора и соплей. Работая, забывал свой страх. Собрав, забрался в нишу рядом с баками, уверенный, что это последний его полет, но так ему и надо, погибнуть от плода рук своих. Марсиу принес какой-то горючей жидкости. Леткар взлетел.
Они упали на нейтральной территории и немедленно вырвали эту страницу из своей памяти.
Нет, серьезно. У Нуньо случился какой-то провал; кажется, он как будто потерял сознание во время посадки, а очнулся уже в палатке полевого госпиталя. Сука Марипозо, так и не научился садиться; даже осознание ценности того груза, что нес под сердцем его леткар, не придало ему аккуратности.
Месяц после этого они не разговаривали, потом осознали очевидное и стали чем-то вроде друзей.
Теперь же его лучший друг мало того, что допрыгался и нуждается в срочнейшей помощи и заступничестве всех регалий своих и Нуньо, так – мало ему, мало, неразумному, окаянному кровопийце! – найди ему чертежи прототипа, да чертежи «Мусараньо», да положь, да собери, да в полторы недели, да не попадись Грейс на глаза!
Они прятались под навесом, образованным развороченной стеной жестяного гаража на стоянке у края базы. Нуньо порезался краем банки, посасывал палец. У этого трижды проклятого и благословенного пилота даже сомнения не возникло, что инженер не может ему помочь. Технически, физически, с точки зрения имеющихся ресурсов, существующего уровня технического прогресса, возможностей мозга самого Нуньо, наконец!
Марсиу просил «сделай» - Нуньо делал.
В Войну с этим было проще, сделай или умрешь, не о чем беспокоиться. Сейчас составлялись сметы, собирались многочасовые консилиумы, обсуждались малейшие изменения угла крепления стропы. А вдруг? А если? А что тогда?
Конструктор поморщился своим мыслям, как если бы говорил не сам с собой, а с живым собеседником, и очнулся, вернувшись в реальность. Вот и архив, он, оказывается, уже спустился на третий уровень, секция чертежей военного времени. Торжество хаоса, полное отсутствие систематизации, ноль прослеживаемости документов: большая часть из них уничтожена или попросту никогда не существовала. Но то, что имеется, крайне, крайне любопытно.
Нуньо не стал звать Анхелику, пусть поспит в этот глухой ночной час. Он вставил бляшку-пропуск в резное отверстие слева-в центре на двери секции и повернул. Выступы узора бляшки зацепили язычки замка, потянули за собой трансмиттеры, те разблокировали стопоры. Выложенный деревянными рейками узор на двери изменился: одинокая гора сложилась в широкую реку и, наконец, расступилась каньоном. Нуньо вынул бляшку.
Он прошел мима стола дежурного, сейчас пустующего, мимо читальной зоны, в темноту книжных шкафов. Еще немного, и эти документы перенесут в помещения пятого уровня, с особыми условиями температуры и влажности, но пока они относительно свободно впитывали пыль архива, и их мог брать домой почитать любой сотрудник КБ (даже уборщица, хотя вряд ли кому-то приходило в голову, что уборщицу заинтересует руководство по компоновке мелких агрегатов в пневмосистеме второго поколения – и зря). Нуньо не удержался и прикоснулся к желтым ребрам плотно стиснутых друг другом книг и папок. Почти все из них можно смело сжечь, их не будут читать: давно умерли проблемы, тщательно препарированные тяжелым казенным языком, авторы перестали быть востребованы только за одно свое имя, найдены другие, работающие решения. Основная линия развития науки изменилась, и эти книги выпали из системы, они неинтересны даже историкам. Разве вот что отдать деду Алехандро на растопку…
Переходная зона от общей литературы к специальным залам, как пещера перед лабиринтом с несколькими входами. Чуть сбоку – высокий шкаф с работами Рамона Франсиско да Кошты, гения от конструкторского дела, великого мага биомеханических операций. Он словно видел механизмы, умел говорить с ними, находить мельчайшие зубчики соответствия между живым и неживым. Скольких он спас в войну, скольких из калек вернул к полноценной жизни – сосчитать трудно. Изумительные ноги Серхии сделал именно он. Его называли алхимиком, чудесником, но Нуньо-то знал, что да Кошта просто очень хорошо понимал и разбирался в своем деле.
Так или иначе, он написал и надиктовал, как умел, множество научных и околонаучных трудов, чтобы после него биотехмедицина продолжала развиваться. Но труды его здесь, в архиве; последнее переиздание было что-то пять, что ли, лет назад. А к ампутированной конечности по старинке прикладывают протез на лубке.
Нуньо довелось работать с да Коштой в Войну. Хоть и области их деятельности пересекались не во всем, Нуньо, как и многие, считал да Кошту своим учителем, подарком мироздания, а шкаф с его работами на третьем уровне библиотеки – памятником на могиле ученого и его дела. Пять секунд почтительного молчания, опустив глаза. Нуньо встряхнул фонарь, посветил на указатели на торцах шкафов. Он-то пришел за Планами спасения задницы своего неумного друга.
Проводив Марсиу до железных ворот летного поля, Серхия постояла немного, глядя на красно-белый, как яблоко, рассвет, задумчиво дергая пальцами сетку забора. А затем пошла к зданию архива.
Бывает так иногда: за ночь внешняя надстройка сознания, суперконтроль личности, перегружается страхами и предрассудками и отключается; тогда пробуждается глубинная сторона, тонко чувствующая мир, в чем-то даже более умная, хранящая генетическую память предков. Особенность этой стороны – отсутствие блокираторов интуиции. В сквозняковый рассветный час Серхия не стала спрашивать себя, почему выбрала именно эту дорогу, просто выбрала и все.
А потом, объясняла она засыпающему суперконтролю, в архиве она – и шанс на то вполне приличный! – может встретить Нуньо, а тот наверняка знает, что делать с расстроенным техником.
Спустившись на скрипучем лифте на третий уровень, Серхия увидела открытые двери и мысленно похвалила себя, что послушала голоса интуиции. Что она будет делать, если встретит кого-то другого, кроме Нуньо, кому пришло в голову провести ночь в архиве, она не задумывалась. Посидит в темноте и одиночестве. Подумает. Разложит по полочкам ситуацию. Может быть, постоит рядом со шкафом да Кошта, где, между прочим, лежит и ее спецификация. Иногда приходится брать и кое-что уточнять. Редко, да Кошта делал все очень качественно, но все же приходилось.
Например, чтобы понять, осознать и принять, что часть тебя – металлические трубки, шарниры, клапаны, шарики, и что все эти металлические детальки – часть тебя. Что встать и пойти, даже побежать ты можешь, а пробежать по земле босиком, чувствуя подошвами мягкую теплую почву – нет.
Тончайшими усиками, проводками и пружинками протезы переплетались с волокнами ее мышц, аксонами ее нервов. Это можно было бы назвать словом «вросли» и еще словом «искусство».
Впрочем.
В прошлый раз Серхия спускалась сюда пару лет назад, раздумывая над тем, не заняться ли исследованиями да Кошты всерьез, взяла из шкафа книгу наугад и наглядный материал: несколько картонных «дел». Военное время щедро обеспечивало ученого «материалом», среди излеченных попались даже один или двое знакомых: кому-то доктор, как Серхии, дал едва не треть тела взамен уничтоженного, кому-то просто вставил металлическую пластинку для укрепления лучевой кости. Все случаи документировались, насколько это было возможно в тех условиях, ко всем прилагалась пояснительная записка самого да Кошты, с указанием особых обстоятельств или рекомендаций. Но на одном из дел она увидела пометку «exprm» и приписку другой рукой «проследить!!», обведенную в кружок. И больше ничего: ни имени пациента, ни других данных на обложке.
Внутри несколько фотографий, желтых, крошащихся. На кровати тело здорового, хоть и страшно худого мужчины с растрепанными черными волосами, глаза закрыты, но узнать можно, и Серхия узнала его. На второй фотографии он сидит на той же кровати, одетый в коричневую госпитальную пижаму, левой рукой трет глаз – совершенно очевидно и недвусмысленно живой. На обороте карточки карандашом подпись «Рафаэл Нуньо Диаш», дата. Мало изменился с тех пор. Серхия еще раз посмотрела на дату, попыталась восстановить в уме хронологию событий. Нет, в эти дни она находилась на другой базе.
На остальных же фотографиях – нечто неясное. Как будто… бесформенные куски мяса, черные, с обгоревшими клочками кожи, скрюченные судорогой руки, сведенный позвоночник, сцепленные в замок ноги. К лоскутам кожи прикипели лоскуты ткани. Обломки кости торчат.
Серхия за Войну всякого насмотрелась, но тут не выдержала, резко перевернула карточки, отбросила от себя дело. Часто билось сердце. Она прижала к губам согнутый палец. Нуньо. Мясо. Как же да Коште удалось вылечить _такое_?
Она справилась с собой, взяла папку снова. Стараясь не смотреть на фотографии, Серхия раскрыла документы. Параметрические записи: рост, вес, ЧСС, давление, температура – все как у всех. В разделе «Динамика приживления протеза» скупые записи неразборчиво. Записка же длинная, с графиками, эскизами, символами.
В третьей же строке «..пациент умер на операционном столе, но мне удалось…». Схемы. Чертежи. «см. приложение …». Серхия закрыла рот рукой. «Полная имитация биомеханических процессов и процессов жизнедеятельности». «Перенос памяти посредством алхимических манипуляций и пересадки функционирующих сегментов мозга». «Остаток собственной биомассы - не более 2%». «Беспрецедентный опыт». «По пробуждении пациент не заподозрил несоответствия». «Держать в неведении».
Она медленно закрыла «дело». Пустота вливалась в нее через твердый почерк любимого учителя. Ничего не заподозрил. Первым ее порывом было бежать в ординаторскую, не глядя наткнуться на какой-нибудь гвоздь, шприц, что угодно, чтобы понять, что она - живая, настоящая, и боль ее – не фотография памяти! Но она заставила себя погладить идеальное белое колено. Она – себя – уже проверяла, пометка «exprm» стоит только в одной спецификации. Нуньо жив и счастлив незнанием. Продолжает конструировать, участвует в развитии авиастроения. Зачем разрушать его, если даже Война пощадила? Серхия собрала все бумаги и вернула в шкаф. Да Кошта не рассказал, и она не станет.
Давно это случилось, Серхия привыкла не держать во внимании то, что не влияет на оценку происходящего. Но, оказавшись сейчас в архиве, может быть, наедине с конструктором, она внезапно для себя затрепетала. Что скажет ему? Что скажет ему, если он вдруг найдет?
Она выбралась из читальной зоны к пятачку перед входами в специализированные секции. Нуньо стоял у шкафа да Кошты, погруженный в чтение картонного «дела».
Фонарь на полке освещал его чуть сверху.
Серхия окликнула его, но голос отказал. Она снова открыла рот, как падающая птица, напрягла горло – выдавился мятый хрип. Нуньо обернулся.
Он молчал несколько секунд, словно возвращался в реальность или подбирал хоть какие-то слова. Серхия ждала в оцепенении.
- О. Привет. И ты здесь? – улыбнулся он несколько неуверенно и заискивающе, как все мужчины базы в общении с самой красивой медсестрой. – А я тут нашел кое-что для нашего безголового Марипозо, - он шевельнул обложкой документов, которые держал в руках, и теперь стало ясно, что это толстая папка с чертежами А3. У Серхии подкосились ноги от облегчения.
- Ты… Серхия? Что с тобой?
- Нормально… все. Покажи, что ты нашел?
III
В ремонтном ангаре четко и целенаправленно сновали специалисты базы всех профилей, эхом в углах высокого свода метался металлический стук. Марипозо брел вперед по прорезиненному полу, словно защищенный – скрытый – ото всех прочной пленкой. Отныне он к ним не принадлежит, и он чужой, и ему не улыбнутся коротко, не пригрозят полушутливо ключом, готовя леткар к миссии.
Чужой.
Стайка пилотов перед ангаром сильно поредела, теперь там стояло всего две девчушки, с виду – только-только из Академии: талии еще помнят корсет, и в просторном комбезе не очень удобно, слишком свободно – беззащитно, вот они ежатся время от времени, передергивают плечами. Девчонки увидели его и проводили взглядом.
Бывший пилот альфа-класса поднял было руку поприветствовать их, но только ускорил шаг. Голову в плечи, кулаки сжаты. Чужой.
Он так и врезался в Грейс. Из ее рук вывалились чертежи, раскатились по полу. Она с растерянной обидой смотрела в пустую охапку, словно между рук ее была невидимая корзина, в которую чудесным образом уроненное могло собраться само.
- Пять секунд, Марипозо, - прошипела она спокойно, как спокойна змея перед броском. - Или я убью тебя прямо здесь.
Резко, остро, под ребра, Марсиу понял, что потерял ее: так срывается с крепления ремень трансмиссии, бросив механизм неистово вращаться без надежно прижатой отдачи. Что бы он ни сказал, она не услышит его, и нужных слов ему сейчас не найти.
Потом, может быть, если повезет, они найдут друг друга и отыщут новую частоту, на которой смогут синхронить, но сейчас – нет. Он вновь вжал голову в плечи.
- Ты.. придешь сегодня меня проводить? Только свои, узкий круг, и почти без алкоголя. М? Придешь?
Грейс словно в последний раз приоткрыла клепаные двери навстречу ему. Сжалилась.
- Да. Приду. Прости, работа.
Она наклонилась за рассыпанными бумагами. Он постоял рядом, неуютно ежась. Отошел на шаг, не решаясь помочь. Еще на шаг в сторону.
- Грее-ээйс! – крикнул кто-то едва не от входа. Оба вздрогнули, как будто рухнул хрустальный купол, отделявший их от остального мира. Они обернулись одновременно: к ним быстро шли Серхия и Нуньо с тубусом под мышкой. Медсестра помахала им.
- Доброе утро! – возвестил Нуньо. – Грейс, вы ведь у себя храните все протоколы расследований аварий?
- Да, - неуверенно ответила техник, - для статистики, все случаи за пять лет.
- Отлично. А скажи мне, кто этим ведает?
- Маркус, - еще больше потерялась она.
- Маркус? Какой Маркус? О. Но ведь вы друзья?
- Зачем…. Нуньо, говори словами, что тебе надо!
- О, мне нужно, чтобы все наконец работало, - с торжеством произнес конструктор, явно кого-то передразнивая. Грейс с рычанием сжала кулаки, но Серхия подтолкнула конструктора в плечо, и тот одумался. – Да, извини, Не удержался. Скажи, ты помнишь аварии с участием нашего драгоценного недотепы, которые ты указала в докладной?
- Помню.
- Мы сможем (при некоторой подтасовке данных и твоем личном обаянии) доказать, что разбившиеся леткары уже были так или иначе неисправны и аварии были неизбежны? Что они выработали ресурс, или были недозаправлены, или имели какие-то дефекты, на первый взгляд незначительные, но оказавшиеся критичными?
- Хмм… надо взглянуть на выкладку по аппаратам… Погоди, ты хочешь, чтобы карающая рука справедливости промахнулась по этому гаденышу и упала на нас?
- Да.
- НА НАС? На тебя тоже, не надейся, очкарик, если подводить под монастырь, то всех, я там такие конструктивные недоработки откопаю, что тебя на полгода премии лишат!
- Да. Зато наш криворукий пилот останется на базе.
Синие глаза Нуньо были спокойны, как океан. От его уверенной силы заразилась и Грейс. Глядя в них, она верила, что а почему бы, мать его, и да? Выгорит, должно выгореть, надо только чуть-чуть подставиться. У них-то послужной чистый, не то, что у мерзавца. Грейс бросила на него взгляд: пилот стоял на самом краю слышимости, сжавшись, как кактус, готовый в любой момент развернуться и бегом покинуть ангар.
- Хорошо. Я пойду поищу Маркуса. Но говорить с Веласкесом будешь ты.
- Серхия будет. Она красивая!
- Серхия не имеет отношения к нашим ведомствам. А ее участие сделает очевидным нашу подтасовку. Нет, пусть Веласкес получит хотя бы видимость естественного хода вещей.
- Грейс!
- У тебя тоже глаза красивые, Нуньо, почистим тебя, повяжем бантик на шею – такой милашке ни один комбазы не откажет! Давайте через час в…
- … в общаге медблока, - вставила Серхия. – Сегодня там пусто.
- Договорились!
Грейс прижала к себе техкарты и побежала, не понимая, отчего так легко, словно сняли с нее многотонную цепь с якорями и замком.
- Маркус! – кричала она, и все в ней кричало и пело, - Маркус! Слезь оттуда! И тащи сюда свой зад!
***
- Так, - Нуньо повернулся к Серхии, - у меня час, чтобы отпроситься на сегодня с дежурства. Имей в виду, - он выставил палец в сторону Марипозо, - я с тебя это вычту.
Тот боязливо приблизился. Серхия поймала его за хлястик, затянула в круг, приобняв за талию.
- Он понял. И сейчас пойдет спать. Приходи в медблок. Мы живем на третьем этаже, на окне будет вывешено синее полотно, не ошибешься. Брось в стекло камешек, я вам спущу лестницу.
- Ага. На вот, - конструктор портянул ей тубус, - храни как самый концентрированный нитроглицерин. У него нет копии.
Передавая тубус, они вдруг замерли, одновременно осознав.
- Грейс. Она-то пойдет через вахту общаги.
- Я за ней забегу. Удачи.
- И тебе.
Серхия увлекла Марипозо, будто тащила полувосстановленный из креозотовой комы труп. Он переставлял ноги, но явно не ощущал себя кем-то разумнее резиновой груши. Мысли клубились, он не мог поверить, что спасение возможно, а главное – что Грейс готова его простить (или не готова?). Как его провели мимо охраны, он даже не понял.
Когда Серхия разбудила его, Марипозо долго тер лицо, не понимая, кто эта женщина и почему она мешает ему. Организм, дорвавшийся до сна после бессонных ночей и пережитого напряжения, нырнул в небытие восстановления, и не мог, просто не мог вернуться к бодрствованию.
- Давай, поднимайся. Помоги мне с веревкой.
Прохладная ладонь потрепала его между лопаток. Марсиу встряхнулся, попытался одной рукой натянуть брюки, кулаком второй закрывая зевоту. Видел он все еще плохо.
- Оох, чучело, - услышал он, и мгновенно подпрыгнул: темечко схватила холодная струя воды, потекла по позвоночнику.
- Ай! – сообщил пилот обиженно.
- Проснулся? – Серхия стояла у окна и прилаживала к батарее узлы веревочной лестницы. – Помоги мне, потом оденешься. Ее надо придержать, трубы может вырвать. И потом помочь втащить человека в комнату.
- Агааа, - снова зевнул он, становясь лицом к раскрытому окну. Внизу Нуньо и, кажется, Маркус, держали лестницу, по которой уже карабкалась Грейс. Марсиу принял ее и внес в комнату: инженер сразу принялась привязывать к лестнице блок с веревкой, который несла на себе, пристегнув карабином к комбинезону.
- А это что?
- Брысь, млекопитающее, – закончив, она помахала рукой вниз. Марсиу пожал плечами и отошел собрать свою одежду, зевая то и дело. Но он успел только влезть в брюки и взять рубашку, когда Грейс сдавленно цыкнула «Помоги».
Она лежала животом на подоконнике и держала что-то, находящееся снаружи. Марипозо перегнулся рядом: Грейс обхватила руками обвязанную тросом здоровенную коробку, в какие складывают архивные документы, и пыталась ее втянуть в комнату.
- Хватай слева за нижний край, - скомандовала техник, Марсиу послушал, и вдвоем они перенесли коробку внутрь. Грейс отцепила и принялась сматывать трос на блок, Марсиу побродил с коробкой в руках, пока не догадался поставить ее прямо на пол. Снова собрался подобрать рубашку, когда его позвал на этот раз Нуньо.
Пилот протянул другу руку. Вернулась Серхия с подносом, расставила на столике у стены чашки, заварочный чайник, вазочку с печеньем. Грейс распечатывала коробку. Марсиу чувствовал себя, как будто из другого измерения, где время медленно и вязко, как сироп. Он умоляюще посмотрел на Серхию.
- Так, дружок, иди-ка ты собери постель, и можешь еще доспать на покрывале.
- Да, не мешайся тут под ногами! Толку от тебя все равно нет.
Большой плотный Маркус влез сам. Грейс представила его как начальника отдела протоколов, который должен помочь им с требованиями формальных процедур. Марсиу осоловело смотрел на деятельную суету остальных.
- Да. Надо, - отозвался он.
***
- Ну вот.
Документы из коробки извлекли, разложили в хронологическом порядке на полу. Каждый взял карандаш и планшет. Нуньо вытащил первую папку.
- У нас 14 случаев критичного разрушения техники, виновником которых считают доблестного пилота альфа-класса де ла Сеницу, который мирно дрыхнет за нашими спинами, как за каменной стеной. Я прошу вас не спрашивать, почему ради него мы сейчас добровольно положим свои честные рабочие шеи на плаху экспертной комиссии. С чего начнем?
- Самые дальние по хронологии случаи подогнать легче всего: за давностью некоторые детали стерлись (или нам проще будет помочь им стереться). Серхия, могу я попросить еще чаю?
- Конечно, Маркус.
Грейс между тем забрала у Нуньо заключение.
- H32-UM. Ааа, я помню его. Эта сука забыл распустить веер хвостового оперения, садился на голых элеронах, при боковом ветре, его и развернуло.
- Забыл – или механизацию заело?
- Ты, очкарик, намекаешь, что я могу выпустить машину, у которой что-то заедает? – взъерошилась Грейс. Нуньо смотрел на нее. Под его взглядом она сдулась, словно опустила шерсть на загривке. – Ну да, может, не моя смена была. Надо глянуть акт осмотра леткара.
- Акт почти пустой, - отозвался Маркус. - Тогда причина – ошибка пилота – казалась очевидной.
- Прекрасно! Напишем «халатность при осмотре». Доказать все равно сейчас ничего нельзя: H32 списан месяцев пять как, давно переплавлен.
Все переглянулись. Неужели получится?
- Блестяще.
Как-то само собой сложилось, что Серхия взяла на себя функции секретаря. Поэтому именно она вписала в таблицу в графе «№1 - H32-UM – [дата]» предполагаемую причину аварии. Это отметили радостными возгласами и звонким салютом чашками с чаем.
Постепенно заполнялась таблица, пустела вазочка, бежала по кругу стрелка часов. Марипозо проснулся и был втянут в мозговой штурм, чаще всего вопросами «За кой хрен ты пьяный туда забрался?".
Грейс было так легко, что хотелось навсегда остаться в этом мгновении. Она смотрела на Нуньо, внезапно наслаждаясь тем, как быстро они поймали общую волну и говорили друг с другом на одном (наконец-то) языке.
Кажется, они начали работать вместе еще в конце Войны – то есть много лет назад. Общались – взаимодействовали – в основном посредством переписки, но конструктора также регулярно появлялись на поле, а техники при необходимости поднимались в КБ. Они виделись, разговаривали, спорили не на одном совещании, один раз Грейс едва не поколотила его. Но до этого словно бы встречались их должностные тени, таблички с именами и служебными обязанностями. Тогда они ругались, стараясь каждый перетянуть одеяло на себя, почти враждовали, хотя внешне как будто работали над одним делом.
А оказалось, что он – живой человек; у него есть мимика, есть чувство юмора, есть болевые точки и смешные привычки. Наверняка есть. Документы закладывает средним пальцем; описывая окружность, ведет против часовой, будто раскрывая, а не закрывая. Улыбается, даже смеется.
Нуньо заметил, что она смотрит на него, и подмигнул, прежде чем помахать очередной папкой.
- Эта последняя. Давай, пилот альфа-класса. Расскажи нам, как так получилось, что ты разбил «Мусараньо».
Грейс сжала кулаки на коленях. Стало тихо.
- Я… ,- Марсиу собрал весь свой опыт убалтывания и отмазок, но так и не смог ничего придумать. – Я плохой пилот. Прости.
Он уронил голову.
- Минутку.
С видом артиста, который долго плел сеть из незначительных фокусов, которые должны были подготовить зрителя к настоящему представлению, Нуньо вытащил из тубуса рулоны ватмана.
Маркус и Серхия торопливо собрали документы, чтобы освободить место для новых бумаг А3.
- Друзья мои. Вот это – внимательнее смотрите! – уникальный чертеж. Грейс?
На ватмане был изображен генеральный план леткара. Толщина пунктира и шрихпунктира говорила о том, что чертежу не меньше десяти лет, а то и больше. Но – и только. Механик с непониманием разглядывала то ватман, то Нуньо.
- «Саэта»?! Она же никогда не была построена, ее даже до летающего прототипа не довели, зачем нам сейчас мамонты зари авиации?
- Была. И больше тебе скажу, летает до сих пор.
- Бред.
Он выждал эффектную паузу и вытряхнул из рулона ватманов молочно-белую копирку. Наложил поверх чертежа.
- А теперь еще внимательнее. Убери мысленно неуклюжие надстройки. Вот эти странные пропеллеры по бокам, вычурную механизацию. Видишь?
- Прототип, - Грейс восхищенно замерла. Непроизвольно собрала колени и села на пятки, будто в храме перед алтарем. – Принципиальная схема, суть всех леткаров. Квинтэссенция безопасности полетов.
- Да. Максим Расон спроектировал ее, а затем зашифровал в более простые и менее грозные аппараты, чтобы не дать могущественного преимущества ни одной из воюющих сторон.
- Это не слишком помогло.
- Тем не менее. Но главное: «Мусараньо» - один из первых леткаров, построенных из «Саэты», его проектировал сам Расон, в нем есть мишура и отвлекающие внимание недоработки, но они не влияют на характеристики полета. Никак. «Мусараньо» абсолютно надежен.
Все четверо ждали продолжения, боясь слишком громко дышать. Нуньо словно доставал из рукава золотохвостых голубей.
- Это значит, что даже если его будет сажать такой криворукий крот, как наш драгоценный Марипозо, «Мусараньо» не разобьется. В нем, как и в «Саэте», заложен уникальный компенсаторный механизм – да вот же! – он развернул следующий лист. – Если пилот забудет про механизацию, или про давление пара, или психанет и дернет не туда ручку, или не рассчитает глиссаду. Его строил гений. А теперь рассказывай, как ты умудрился разбить это чудо.
«Звучит как эпитафия, - пронеслось в голове Грейс. – Ну, теперь я все сделаю, чтобы удержать гаденыша на базе, пока он мне леткар не соберет, как было!».
- Ну, - кашлянул Марипозо. – Да как обычно все было! Я шел с трех тысяч, прикинул с учетом места, откуда заходить на глиссаду, отчитался вышке – те дали добро. Начал сбрасывать скорость, уменьшил давление пара… да, кажется. Открыл заслонку, как положено, проверил положение горизонта…. Вроде бы. Я же не по книгам учился!
Да, все знали, что Марсиу не поступил ни из какой академии, он просто однажды свалился на базу, объяснив потом, что смотрел-смотрел, а потом сел в кабину и завел двигатель. В начале Войны особо сертификатов об окончании не спрашивали, умеешь – иди воюй.
А он всегда сваливался. В небе был непобедим, неуловим, словно срастался с леткаром, любой конструкции, но возвращался как будто всегда через силу. Как оборотень, в муках сбрасывающий любимую шкуру.
- Мы помним. Что именно привело к аварии?
- Кажется, все-таки пар. Я не рассчитал, что у «Мусараньо» такой большой котел для такого маленького объема, закрыл слишком мало, тяги не хватило.
- Если бы тебе не хватило тяги, ты бы грохнулся на брюхо, как бревно,- огрызнулась Грейс. – А не огненным шаром, как будто только что из-под напалма.
- Возгорание…
- Отчего оно произошло? Вспоминай! Авторегистраторы погибли. Что случилось, что леткар – такой надежный леткар – загорелся?
- Искра. Из инжектора. Вывалилась, видимо, из кожуха двигла, попала на ткань обшивки крыльев….
- Как. Такое. – Нуньо и Грейс придвинулись к нему одновременно, как грозные змеи. – Может. Мать твою. БЫТЬ?!
- Наверное, это…
- Двигатель запечатан!
- Я лично предполетную проверку проводила! Кожух привинчен, нужно было, чтобы ты сам полез в машинное отделение и его отодрал! Зачем?
- Зачем ты полез в машинное отделение, Марипозо?
Пилот беспомощно смотрел на них, теряясь, от кого первого ждать удара.
- Да не лазал я туда! Чего я там забыл? Там штурвал бы удержать, когда эта махина бронзалюмовая на снижение идет!
- То есть.
Нуньо и Грейс одновременно повернулись друг к другу. Пока Серхия мягким поглаживанием успокаивала пилота, техники обрывками слов стремительно, как твердая земля в штопоре, приближались к очевидному теперь ответу.
- Тебе помогли упасть.
- А?
Грейс издала звук, не то рычание, не то вой раненого зубра. Нуньо словно засветился от волнения.
- Кто-нибудь подходил к машине после того, как Грейс ее проверила и дала добро выводить на поле?
- Чтоб я помнил. А, стой. Да. Я как раз проверял план полета и данные, стоял на поле рядом с крылом. И там крутился какой-то техник…хм. Гомес? Гонсалес? Я его не помню. Привел девочку-пилотку, которая, по его словам, очень хотела со мной познакомиться, но стеснялась. Вот мы с ней…
- … знакомились, пока техник спиливал гайки. На голых болтах кожух простоял какое-то время, но при таком резком снижении, какое ты дал, крепежи не выдержали напора и слетели. Результат видели все.
Жуткая повисла тишина. Наконец Грейс справилась с голосом.
- Как ее звали?
- Кого?
- Ту соску, которая отвлекала тебя!
- Мм… не помню. Тара, кажется. Да, Тара Корреа.
- Ты понимаешь, что они с Гомешом под трибунал пойдут?! – Грейс вскочила на ноги, - а мне он плел про безопасность, про... так вот оно что!
- Что?
Она устремилась к двери, но запнулась о ноги Маркуса. Три человека повисли на ней, удерживая.
- Стой, Грейс. Стой, - Серхия взяла ее за руку.- Куда ты пойдешь? К Веласкесу? Он начнет процесс, может быть. А может, скажет, что девушка тут ни при чем, она могла не знать, Гомеша отправят под суд – но Марсиу к тому времени будет уже внизу, на гражданке. Давай сначала закончим с этим делом?
В таблице осталась незаполненной только одна строка. Грейс шумно выпустила воздух из ноздрей.
- Да. Эй, очкарик, на тебя вся надежда. Придется очаровать комбазы.
- Конечно, конечно, когда нужно личное обаяние – в любое время дня и ночи – обращайтесь. Если нужн…
- Фактами. Мы тебе тут подсобрали материал, - механик забрала у Серхии листок с таблицей и протянула Нуньо. – Иди. Жги.
- О, милая леди, - конструктор поднялся, упираясь ладонями в колени, - вы пойдете со мной. Каким бы великим и гениальным я ни был, мне нужно прикрытие тыла. В конце концов, это ты написала докладную.
- Именно поэтому мне и не нужно там появляться. Так ты вроде бы докажешь, что я под влиянием эмоций позволила себе слишком категоричные суждения, а если я пойду – это будет выглядеть как метания белки в период полового созревания.
- И все-таки ты пойдешь со мной.
- Грейс.
Она обернулась. Оказывается, на последние несколько минут окружающий мир исчез для нее; она говорила только с Нуньо и совершенно забыла об остальных, находящихся в комнате. А Марсиу смотрел на нее, обхватив себя руками, и ждал возможности вставить слово. Как-то очень покорно, словно осознал, что не все в небе зависит от него. Что не обязательно авария происходит по его вине. Что в последний раз действительно в затылок дышала смерть.
- Что?
- Почему ты написала докладную? Ведь ты обещала мне.
- Меня убедили, - она опустила лицо, чтобы не встречаться с ним взглядом. – Не важно, сейчас важнее застать Веласкеса на месте, потом объясню. Пошли скорее!
Подхватив блок с веревкой, она сбежала к окну. Остальные собрали с пола документы.
***
Строгая черная стрелка часов над дверью приемной тянулась к надиру. Беленькая секретарша за кафедрой все чаще поглядывала на нее, привычно поторапливая. Ей оставалось полчаса дежурства, потом комбазы позвонит ей на селектор и отпустит. Глупые полчаса. За них все равно практически никогда ничего не происходит.
Когда она услышала звонок остановки лифта, лязг решетки, то почти возненавидела посетителей. Последние полчаса – чтобы успокоиться после рабочей суеты и угара, настроиться на размеренный (или какой запланирован) вечер. Дверь в приемную распахнули двое.
- Добрый вечер, Тереса. Нам нужно к Веласкесу.
Девушка улыбнулась изо всех сил. Диаш, даже тщательно причесанный, выглядит лохматым. Очень редко здесь бывает, однако Тереса помнила каждое лицо, хоть раз появившееся в приемной. Старалась помнить. Вторая – Лима. По крайней мере, не в своем комбинезоне, как будто только что из резервуара со смазкой.
- Сеньор Веласкес, - произнесла она в селектор, после того, как дождалась ответа начальства. – К вам конструктор Диаш и старший техник Лима. Хорошо, - снова улыбнулась со всей сердечностью: - Пожалуйста, проходите.
Нуньо и Грейс кивнули ей в благодарность.
- Добрый вечер, - поприветствовал комбазы, указывая на кресла напротив своего стола. – Чем обязан в столь поздний час?
- Мы ... хотели бы прояснить кое-что по поводу дела де ла Сеницы, - Нуньо припечатал к крышке стола листок с таблицей.
- В самом деле?
- Мы провели независимое предварительное расследование всех случаев, вменяемых в вину Марипозо, - конструктор кивнул на листок, - и пришли к выводу, что вина пилота преувеличена. Причинами аварии в большинстве случаев стали технические неполадки.
- В самом деле?
- Да! Кроме последнего, - вставила Грейс, как если бы ее разорвало, продолжи она молчать, - последний инцидент инициирован на земле. Мы подозреваем саботаж.
- В самом деле?
Техники заметили, наконец, что лицо комбазы не выражает ни следа заинтересованности. Напротив, оно все больше каменело.
- И у вас, безусловно, доказательства имеются.
- Доказательства в большинстве случаев найти невозможно, за давностью, но путем логических размышлений…
- …а расследование каждого случая, позвольте напомнить, сеньор Диаш, производились по, если позволите так выразиться, горячим следам. То есть, когда доказательства были.
- Результаты подтасованы! Комиссии лень было разбираться в технических тонкостях; возможно, экономили на следственных экспериментах. Проще всего списать на ошибку пилота. Кроме того, последний случай…
- Вы, Лима, обвиняете меня в небрежном отношении к безопасности?
- Нет, я… не обвиняю, - сбитая на секунду, Грейс быстро вернулась к пылу своей уверенности, - но безосновательно выгонять с базы хорошего пилота, за проступки, которые он не совершал...
- Прошу вас, Лима, прекратите этот детский сад. Вы же сами в своей докладной подробно и достаточно убедительно расписали, почему де ла Сеница должен быть отстранен. Я вас за перо не тянул.
- Почему? Почему вы не желаете даже посмотреть? Мы сознательно …
- А вы представляете, чем это может обернуться? Докладной уже дан ход, завтра утром за Марипозо прибудет транспорт, который отвезет его вниз. Что я скажу ответственному офицеру? Что передумал? Пошутил?
- Но...
- ... а если я представлю вот это, - Веласкес отмахнулся от листка с таблицей, как от ядовитой жабы, - сюда нагрянут проверки. Они перетрясут все, за пять лет, а то и дальше, во всех отделах, на всех этапах. Не только вашу вотчину, Лима, или вашу, Диаш. И они откопают, я уверен, такое количество нарушений, что базу расформируют, и тогда вниз отправятся все. И мы с вами в том числе.
- Мм..
- Нарушения есть, уверяю вас. То, что я закрываю на них глаза, совершенно не делает их менее незаконными или противоречащими уставу.
- Но Марсиу!!
- Скорблю вместе с вами. Не смею более задерживать.
Техники вглядывалась в комбазы, стараясь отыскать признаки, намеки, что он лишь ведет игру, и вот-вот сдастся, согласится с ними, обоснования ведь такие стройные!
Взволнованная тишина вздрогнула от удара часового колокольчика. Веласкес дежурно улыбнулся. Техникам ничего не оставалось, кроме как покинуть его кабинет.
***
Новости по базе разлетались мгновенно, как в любом закрытом сообществе. Вечером в кафе на их стол бросали взгляды, но приблизиться никто не смел, хватало ума. Марсиу вцепился в горло своей бутылки, позабыв из нее выпить. Нуньо смотрел в налитое в пиалу густо-красное вино. Грейс плакала. Серхия бесшумно перебирала пальцами по стенке своего бокала. Они молчали уже десять минут.
- Грейс, - позвал Марипозо.- Расскажи нам. Почему ты вдруг изменила решение и написала докладную?
Она сжалась. Бывший пилот накрыл свободной рукой ее плечо.
- Никто тебя не будет винить. И сама себя не вини, глупо это. Но – почему?
- Ко мне пришел вечером Гомеш, - отозвалась она, поднимая, наконец, голову, - и долго заливался про критическую статистику, «ни в какие ворота», невообразимое количество погубленной техники и прямую угрозу жизни персонала. Он убедил меня, что если тебя отстранить от полетов на месяц-два, это пойдет тебе только на пользу. Твои заслуги послужат страховкой того, что тебя не накажут; а скорее всего, руководство, разглядев тенденцию, отправит тебя в летную школу, где тебя научат садиться!
Помолчали.
- Но Веласкес оказался чуть большим ублюдком, чем мы о нем думали, - подал голос Нуньо.
- Да нет, - отмахнулась Серхия. – Он не плохой. Просто он отвечает за всю базу. Про Гомеша вы ему рассказали? И про эту, как ее...?
- Нет, - Грейс покачала головой, - не успели. Гомеш получит свое. А соска, скорее всего, ни при чем, прикрылся ею, как ширмой.
Снова молчали. Потом шумно поднялись и стали собираться, не глядя друг на друга.
Марсиу ступил на асфальт поля. Впервые в жизни, наверное, он сядет в леткар не пилотом. Справа и слева от него шли два младших офицера базы, один из которых будет сопровождать до аэродрома назначения. Марсиу не был ничем стеснен, но чувствовал себя как будто в наручниках.
У рампы офицеры тактично отступили, даже отвернулись: Грейс повисла на шее улетающего друга, поджав ноги, забормотала в его плечо.
- Бестолковый. Мы тут еще повоюем за тебя, а ты – не смей спиваться! Понял? И жениться не смей! Будешь себя хорошо вести – восстановят лицензию, и вернешься. Вернешься?
- Вернусь, - Марсиу помотал ее из стороны в сторону, крепко прижимая к себе, - смотри тут за базой без меня. Чтобы было, куда. И сама не смей замуж! Меня дождись!
- Дождусь.
Грейс выпустила его из рук, уступая Серхии. Та не сказала ничего, ни единого слова; закрыв глаза, она покачивалась в руках Марсиу, запоминая его, удерживая, будто впитывая. Отступив, она мазнула запястьем по глазам.
- Кто ж мне теперь будет работы подваливать, а? – Нуньо пожал ему руку и обнял, хлопнув по спине, - Без тебя такая скука, приедешь – а мы грибами поросли.
- Плесенью.
- И плесенью. Будешь бродить по зданиям, из кабинета в кабинет, а там вместо людей – травяные коконы.
- Ну все, придется приехать вас спасать.
- А то как же.
Офицер выглянул из чрева леткара и попросил закругляться. Нуньо вытащил из-за пазухи небольшой черный цилиндр, быстро толкнул его в грудь Марсиу.
- В дороге чтобы не скучать. Давай. Ждем тебя года через полтора. Самое большее, два; но больше не продержимся!
- ПОДОЖДИТЕ!
К леткару через все поле бежала девушка в пилотском комбезе. Волосы ее живописно растрепались, но лицо было перекошено от волнения – слишком она боялась не успеть, чтобы думать о том, как выглядит. Девушка добежала и почти упала в объятия Марсиу.
- Что такое… о, так это с вами меня знакомил Гомеш! Вы Тара, правильно?
- Да! ДА! Я должна… рассказать вам, пока вы не улетели. Должна. Это страшный секрет, я не смогу хранить его, - она обхватила его за шею и зашептала на ухо – Это я подговорила Гомеша устроить «Мусараньо» маленькую и безопасную, но эффективную аварию. Нужно было, чтобы вас отстранили от полетов. Понимаете?! Вам нельзя летать, вы разобьетесь! Вы…
Марсиу оторвал ее от себя. Осознание еще не пришло к нему, не успело парализовать, только билось в горле странное разочарование.
- Вы?
- Я.
Ее глаза сияли. Она сдерживала улыбку и едва заметно дрожала.
- Вы. Почему?
- Потому что я люблю вас, Марипозо. Люблю.
- Поднимайся! – крикнул офицер, второй мягко потянул Марсиу за плечо. Несколько шагов тот прошел, запинаясь, спиной, не в силах отвернуться от девушки. Не понимая. Надеясь на какой-то другой, более солидный, более убедительный финал. Но к жизни сложно предъявить претензию.
Девушка стояла на прежнем месте, все больше смущаясь, и повторяла губами:
- Потому что я люблю вас. Люблю.
-
-
28.10.2014 в 12:38Почему не уверена, что получится картинки прикрепить?
-
-
28.10.2014 в 12:43потому что они вконтакте лежат, вконтакт у меня открывается только дома, а днявка - толкьо с работы
короче, все непросто >_<
да, асбестовая камера для феникса. Она будет. Осталось понять, кто у него жена, остальное я вроде примерно вижу ^_^
-
-
28.10.2014 в 12:49а еще про них есть?
-
-
28.10.2014 в 12:54когда кое-кто восстановит таки свои ресурсы и прекратит косплеить коврик >_<
-
-
28.10.2014 в 13:29-
-
28.10.2014 в 13:29придумаю) спаисбо)
-
-
28.10.2014 в 13:44-
-
28.10.2014 в 13:55-
-
28.10.2014 в 15:23-
-
29.10.2014 в 00:36"- Но – реанимация?
- Но – Грейс?"
-
-
29.10.2014 в 00:44-
-
29.10.2014 в 00:53